Нелогичная жизнь. Смерть - песнь без веры

Мария Метлицкая

Нелогичная жизнь

* * *

Ничего подобного! Вот никакой логики! То есть – абсолютно.

Сколько мелькало перед глазами на долгом жизненном пути примеров! Вот эта – красавица, боже ж мой! Ну просто глаз не отвести! Ни на что создатель не поскупился, да и родители от души постарались. А умница какая! И книжки читает, и в живописи с музыкой разбирается! А вяжет, а шьет! И в доме такой уют! А какой вкус! Просто из ничего конфетку сделает! А разносолы! Про ее столы ходят легенды! А какая трепетная мать! И результат – детки чудные! Загляденье просто, а не детки. Все логично – у нее, у этой трудяги и умницы, просто не может быть по-другому, если вообще есть в жизни справедливость!

И вот у нее, у этой трудяги, умницы, верной и преданной жены и матери, нет счастья. Например – муж гуляет, да еще и внаглую, или денег не носит. А она бьется, как на Ледовом побоище, чтобы «у всех все было». И у детей, и у этого…

Или вообще ужас, потому что пьет. И как она с этим ни борется, все впустую.

Вот тогда понимаешь – нет в жизни справедливости!

Очень обидно становится от всей этой алогичности.

И, как говорится, наоборот – зеркальное, так сказать, отражение ситуации.

Вот есть женщина: слова доброго не скажешь, при всем желании.

Не красавица, мягко говоря, неопрятна, неумна, необразованна. Хозяйка нулевая. Бывает – нет способностей. Но ты хотя бы постарайся! Не надо многослойных тортов, сложных рулетов, тончайших блинов и банок с солеными помидорами и грибами. Есть же блюда простые, но вкусные. И книги кулинарные есть – всегда были.

Но – не хочет. Готовить не хочет даже для самых близких и любимых. И полы вымыть не хочет, и красивые шторы повесить. И накраситься, и похудеть неохота, и брови выщипать, и надеть новый халат – взамен старого и дырявого.

Ей даже путешествовать неохота.

И, кроме всех вышеперечисленных «достоинств», она еще и сплетница, злоязыкая, недобрая к людям. Завистливая. Жадноватая. Равнодушная к чужой беде. Плачет только во время бразильских сериалов. Одним словом, совсем неважный человек. Дети ее раздражают. Подруги и соседки – тоже. Свекровь… Ту вообще глаза бы ее не видели.

И у такой женщины – прекрасный, любящий, заботливый муж. Щедрый и непритязательный. А как бы иначе он смог с ней жить, спрашивается?

Или давно со всем смирился? Или? Просто любит?

Ох, нелогичная жизнь! Нелогичная.

* * *

Нет, здесь было все не так криминально. Неважных людей точно не было. А вот все остальное, увы, имелось.

Три женщины, о которых пойдет речь, были очень некрасивы… Ну, просто пугающе нехороши – так, что при встрече хотелось отвести глаза. И еще задать вопрос: ну почему? Почему так несправедливо, так жестоко обошлась с ними природа?

Конечно, они не виноваты! Разумеется. И все же… Был бы у них «изюм» какой-то. Не горсть – так, пара ягод. Обаяние хотя бы. Или какая-нибудь другая особенность: остроумие, тяга к знаниям, увлечение или хобби, рассудительность, женская премудрость, пылкое сердце.

Нет. Ничего этого не было. Все три, как на подбор, скучны, вялы, однобоки и пресны.

А еще все как из одного ларца – просто хромосомное извращение.

Бабка, мать и внучка. Аннета Ивановна, Изольда Александровна и Софья Вячеславовна.

Серые мыши, белые моли – что там еще?

Правда, дружны, ничего не скажешь. Прогуливаются «на променаде» рядком. В основном – молчат. Говорить не о чем. Книг не обсуждают – не читают. В кино не ходят, политикой не интересуются. Субботние ужины, когда собирается вся семья, не обсуждаются тоже…

Не оттого, что возвышенны, а оттого, что плохие хозяйки.

Моя бабушка их передразнивала: «Картошку сварим. Или макароны – с ними меньше хлопот. И откроем консерву. А чаек попьем с печеньем».

И это в самые яблочные годы, когда со всех участков разносились сладкие запахи яблочных пирогов, варенья и компотов.

А они яблок даже не собирали. Приходила деревенская молочница Дуся и уносила их ведрами – на радость своим кабанчикам.

В доме этих трех женщин (кстати, добротном и просторном) было «как в казарме» – тоже слова моей бабули: ни скатерки, ни покрывала, ни вазочки, самой простенькой, керамической, из местного сельпо, хотя бы с полевыми цветами.

Мария Метлицкая

Нелогичная жизнь

* * *

Ничего подобного! Вот никакой логики! То есть – абсолютно.

Или вообще ужас, потому что пьет. И как она с этим ни борется, все впустую.

Вот тогда понимаешь – нет в жизни справедливости!

Очень обидно становится от всей этой алогичности.

И, как говорится, наоборот – зеркальное, так сказать, отражение ситуации.

Вот есть женщина: слова доброго не скажешь, при всем желании.

Ей даже путешествовать неохота.

Или давно со всем смирился? Или? Просто любит?

Ох, нелогичная жизнь! Нелогичная.

* * *

Нет, здесь было все не так криминально. Неважных людей точно не было. А вот все остальное, увы, имелось.

Нет. Ничего этого не было. Все три, как на подбор, скучны, вялы, однобоки и пресны.

А еще все как из одного ларца – просто хромосомное извращение.

Бабка, мать и внучка. Аннета Ивановна, Изольда Александровна и Софья Вячеславовна.

Серые мыши, белые моли – что там еще?

Не оттого, что возвышенны, а оттого, что плохие хозяйки.

Даже посуда у них была скучной – казенной, что ли. Как в дешевой столовке.

Соседки разводили георгины и розы, пускали по сетке разноцветный клематис, варили повидло из слив, закатывали банки с соленьями. Сушили на зиму мяту и зверобой – над печкой на нитке сладко пахли сухие грибы.

Нет. Ничего этого на восьмом участке, где проживали наши героини, не было. А что было? Сложно сказать.

Но зато эти три женщины – бабка, дочь и внучка, эти три «красавицы и хозяюшки», – были абсолютно счастливы в браках. Правда, и в их жизни однажды случилась некая проблема… По части мужской верности… Но – так, мимолетно. Все пережили. А в целом…

* * *

Впрочем, как соседи они были просто замечательны. Наши заборы граничили друг с другом. Редкий штакетник, сквозь который, как на ладони, была представлена вся соседская жизнь. Что-то вроде коммунальной квартиры.

Все знали, когда и кто выходит в огород, кто подрезает кустарники и стрижет траву, кто собирает смородину и крыжовник, кто развешивает свежевыстиранное белье и насколько хорошо оно выстирано. Кто и какой варит суп – от запахов никуда не денешься. Кто печет пирог. Кто и с кем скандалит и выясняет отношения. Как много сумок привезли молодые на выходные старикам и детям. Кто из бездельников валяется в гамаке или загорает на травке. К таким отношение было, мягко говоря… Ну, это понятно. Когда женщины разрываются между внуками, готовкой и посадками, что, кроме презрения и зависти, могут вызвать праздношатающиеся?

Бабушка моя, не сидевшая ни минуты без дела – обед, штопка, стирка, уборка, цветы и морковь, – бросала на соседний участок редкий взгляд. Брови ее сходились к переносице, и губы складывались в «бутон».

Она качала головой и громко вздыхала. От зависти или осуждения? Не думаю, что от первого. Она просто не могла усидеть без дела. Если присаживалась, то на пару минут, и сидела как-то неспокойно, ерзая и теребя бретельку старого, в горошек, фартука. Посидит, встанет и скажет виновато:

– Не сидится как-то!

А тем временем… Тем временем на восьмом участке по-прежнему ничего не происходило! Так, какое-то вялое перемещение, почти незаметное глазу. То Аннета – без отчества, так короче, – та, что бабка и мать, присаживалась в гамак, лениво обмахиваясь пожелтевшей газетой, то Изольда – Доля, – ее дочь, плюхалась в соломенное кресло и равнодушно оглядывала заросший бурьяном участок. То Софья – дочь и внучка – заторможенно полоскала в эмалированном тазу чашки от завтрака. А потом и она присаживалась. Например, на колченогий стул у крыльца. И засохшим лаком пыталась накрасить короткие неухоженные ногти.

АЛЕНА БЕЛОУСЕНКО

(Естественные противоречия в художественном тексте)

Достоверность описываемых событий в художественном произведении - один из основных критериев, по которому можно судить о его качестве. Литературовед и критик Вадим Кожинов даже считал, что именно правдивость является мерой художественности произведения. И потому вопрос о художественной правде и о том, как ее оценить, измерить, стоит перед каждым критиком.

Но из чего же складывается художественная правда? Подробный рецепт на любой случай дать невозможно. Но присутствие правды или отсутствие ее можно почувствовать в каждом конкретном случае, как бы говоря себе: «Нет, так не бывает» или «Да, именно так и бывает!» То есть, сравнивая то, что написано, с тем, что есть в жизни, что подсказывает нам опыт. И возможно лишь почувствовать, но не описать языком формальной логики! Художественная достоверность - таинственная субстанция, которую нельзя разложить на составляющие. И поэтому мы лишь попробуем выделить одно из ее воплощений, так сказать, частный случай. Назовем его «естественное противоречие». Заключается оно в том, что герой ведет себя не так, как на первый взгляд требуют от него обстоятельства.

Вообще, нелогичное поведение людей в какой-либо жизненной ситуации - предмет самый что ни на есть естественный. Мы не всегда плачем, когда умирает любимый человек, не всегда радуемся, когда получаем желаемое, и не всегда счастливы, когда обладаем богатством. Существует бесконечное множество сложных жизненных обстоятельств, которые не пережиты нами, а если и пережиты, то вешать, не перекраивая, это платье из личных переживаний на конкретного героя с его психологическими предпосылками - нелепо. И потому, описывая поведение героя в художественном произведении, есть опасность представить его недостоверно.

Когда плохой или неопытный автор пытается написать правдиво и естественно, он старается воспроизвести поведение своих героев из соображений поверхностной логичности. То есть стремится понять, как бы поступил его герой, не погружаясь в персонаж и в ситуацию глубоко. Ошибка такого подхода в узости и наивности восприятия происходящего. Грубо говоря: «Когда случается что-то страшное, герой должен испугаться и закричать» (хотя на самом деле в экстремальных ситуациях люди порой бывают невероятно хладнокровны и безэмоциональны) и т.п. Заметим, что противоречие в художественном тексте - это не отрицание жизненных законов, а подчеркивание естественной нелогичности реальности.

Для того чтобы лучше понять для себя, что такое «естественное противоречие», разберем два конкретных художественных произведения - рассказ Леонида Андреева «Красный смех» и повесть современного молодого автора Дмитрия Филиппова «Три дня Осоргина» («Нева», № 1, 2014), наполненные яркими удачными примерами подобных противоречий.

НЕНОРМАЛЬНОСТЬ - НОРМАЛЬНОСТЬ

В центре рассказа Л. Андреева «Красный смех» - ужасы войны, точнее «сумасшедшие» впечатления от военных событий. Сначала повествование идет от лица одного из героев-братьев, а после его смерти - от лица другого. И события на фронте, и - дома в период войны, и сны, и мысли - все пронизано безумием: нет опоры, нет объективной пристани, на которой можно было бы передохнуть.

Рассказ начинается с того, как измученные солдаты идут по раскаленной земле, словно «армия бесплотных теней ». С первых же слов автор погружает читателя в «ненормальный» мир: «Движения были уверенны и быстры, приказания ясны, исполнение точно - но если бы внезапно спросить каждого, кто он, он едва ли нашел ответ в затемненном мозгу ».

К герою подходит солдат с «бездной ужаса и безумия » в глазах и падает на него. Потом герою представляются голубые обои и запыленный графин - его кабинет. Горит лампа - значит, вечер. А в соседней комнате жена и сын. Он вдруг спрашивает у находящегося рядом ездового, отчего не спит сын. Ездовой же почему-то «долго и подробно объяснял мне что-то, а левая бровь у него дергалась, и глаз хитро подмаргивал на кого-то сзади ».

Ситуация, в которую попали герои - странная, и одновременно поведение этих героев странное. То есть их поведение не противоречит ситуации. Но вот полил обыкновенный дождь, и он был «так неуместен» , все «испугались промокнуть » и «начали прятаться куда попало ». В этом эпизоде в ход событий вторгается простой «нормальный» элемент - дождь, который возвращает мир в обычное измерение, и все от него прячутся. Если бы автор написал рассказ, в котором женщина после работы идет в магазин за продуктами, попадает под дождь и начинает поспешно искать от него укрытие - это ничего бы ценного не дало для художественного мира, не копнуло бы вглубь. Но в нашем примере такое поведение солдат «нелогично» в рамках «ненормального» мира, который создал автор, ведь во время войны, точнее именно войны у Андреева, ненормально думать о том, что промокнешь. В такой нелогичности и заключается суть, эпизод становится более «выпуклым»: среди ненормальности должна появляться нормальность, а среди нормальности - ненормальность, потому как это естественно и для реальной жизни.

ЖЕСТОКОСТЬ - ЛЕГКОСТЬ

В другом эпизоде рассказа солдаты попадают в ловушку. Загородка из колючей проволоки цепляет одного за другим в свои объятия, один за другим - все оказываются в ее власти, а внизу врагом вскопан «лабиринт волчьих ям, с набитыми на дне кольями ». И вдруг главному герою «все показались похожими на пьяных », так как кто-то начал петь, а из этих голосов составился целый хор. На фоне жестокости войны такое «легкое» поведение тех, кого коснулась жестокость, выглядит странным. В эпизоде с засадой из проволоки, в которой погибло около двух тысяч человек, картина пьяного хора вступает в диссонанс, рушится внешняя логика, но не рушится логика внутренняя, и эпизод становится естественным, то есть достоверным.

СУРОВОСТЬ - ДЕТСКОСТЬ

Противоречие в рассказе также создается «детскими» репликами героев в атмосфере «мужской», серьезной войны. Солдаты отдыхают перед завтрашним наступлением. Один из них просит отрезать ему лимона, но ему отвечают, что он закончился. «Что же это, господа, - с тоскою, почти плача, прозвучал тихий и обиженный голос. - А я только ради лимона и пришел ».

Следующий пример: герой, разбуженный доктором, чтобы искать раненых, разозлился на него, сказав, что это нечестно, так как он не спал пять суток - а доктор с ним, как с ребенком: «Голубчик, спустите ножки, ну, одну ножку, ну, так, так… » И это тоже «естественное противоречие». Тут детскость поведения выделяется на фоне суровой «взрослой» войны.

В рассмотренных эпизодах «естественные противоречия» явны и заметны, и читатель понимает их «противоречивость» сразу, без дополнительного анализа. А вот в повести «Три дня Осоргина» молодого автора Дмитрия Филиппова они не так выделяются, потому что более близки жизненному опыту читателя, более привычны1.

ПАНИКА - СПОКОЙСТВИЕ

Действие повести Д. Филиппова «Три дня Осоргина» происходит в 20-х годах прошлого века и основано на реальных событиях жизни семьи Осоргиных. Главу семьи - Георгия - арестовывают и отправляют в Соловецкий лагерь, в который через много лет разрешают приехать его жене. В повести рассказывается о ее пребывании в лагере в течение трех дней и о последующем расстреле Георгия в тот самый момент, когда жена, ничего не подозревая, плывет на пароходе обратно.

А начинается повесть с ареста главного героя. Осоргины «предчувствовали непоправимое », и вот оно случилось: два красноармейца и командир ночью пришли в их дом. «Осоргин вдруг успокоился, с наслаждением закурил ». Казалось бы, арест не за мелкое преступление, арест политический, а Осоргин неожиданно спокоен и курит с наслаждением. Потом он вдруг берет яблоко со стола и, отрезая от него по кусочку, закидывает в рот. Его сердце не колотится в истерике, он не пытается сбежать, не пытается подкупить красноармейцев, не плачет - он абсолютно спокоен.

МНОГОЛЕТНЕЕ ТЕРПЕНИЕ - МИНУТНАЯ СЛАБОСТЬ

Лина приезжает к мужу на Соловки. Им отводят деревянный дом, тогда как в обычное время муж жил на Секирке (старый промерзший храм, приспособленный под камеру: днем сидишь на жерди, не доставая ногами до пола; ночью же позволяется спрыгивать и спать на каменном полу).

В разговоре Лина говорит Георгию, что сын хочет стать пионером, глупенький еще. «Тьфу! Пакость! » - злится Осоргин. «Ребенок растет во времени », - Лина. «Ребенок растет в семье, и время тут ни при чем », - Осоргин. «Без отца », - Лина. Это самое «без отца» вызывает «естественное противоречие». Супруги любят друг друга, автор не давал нам ни малейшего намека на натянутость в отношениях. Лина знает, что муж невиновен в том, что живет не с семьей. Ответ жены преобразует их отношения в глазах читателя, не ухудшает, а добавляет жизни и естественности: плоскость становится выпуклостью.

Из того же ряда эпизод перед расставанием супругов. Неизвестно, получится ли жене еще приехать, и неизвестно, когда приедет муж. «Глупо, да? Меня больше всего волнует, в чем я буду одета, когда ты приедешь… Совсем приедешь », - говорит Лина перед прощанием. Но если мы посмотрим на ситуацию пристальнее, мы поймем насколько нелогично это внешне: муж живет в чудовищных условиях, и, может быть, они никогда не увидятся; дома ее тоже ждет тяжелая жизнь с заботой о двух детях. Но, если бы супруги расстались перед долгой разлукой и жена не сказала бы ничего легкого и «глупого» - мы бы не поверили, хотя это было бы внешне логично.

РАССТРЕЛ - УЛЫБКА.

ПОСЛЕДНЕЕ МГНОВЕНИЕ - НЕНУЖНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ.

СМЕРТЬ - ПЕСНЬ БЕЗ ВЕРЫ

На расстрел вывели двадцать человек, в том числе и Осоргина. «И когда выплюнули его фамилию, звуки разорвались в голове динамитной шашкой: сухо, хлестко . А потом вдруг стало легко и спокойно ». Он улыбнулся. Но через несколько мгновений ему опять стало тревожно, и он уже не понимал, чему улыбался. «Конвоиры ощерились дулами винтовок ». Осоргин запел молитву, но запел без веры. «Картинки прошлого неслись в голове Осоргина беспорядочно, всплывало из глубин памяти самое странное, самое погребенное и ненужное ». «Счастье…» - была последняя мысль ». Сцена расстрела наполнена противоречиями: перед расстрелом стало легко и спокойно, он улыбнулся; запел без веры, хотя автор ввел героя как человека верующего; последние мысли были не о главном, а о мелочах, странных и ненужных.

Заметим еще, что «естественного противоречия» должно быть в меру, иначе у читателя создастся впечатление искусственности и литературности. Представим: если бы в эпизоде с расстрелом Д. Филиппов оставил бы у героя улыбку и спокойствие, не сменил бы их тревогой, это было бы неправдоподобно.

Еще раз подчеркнем: следование художественной правде - задача многогранная, для которой сложно подобрать решение. И рассмотренное нами «естественное противоречие» - не ключ к написанию произведений, но все же один из многочисленных штрихов, по наличию которого можно сделать вывод о художественной достоверности конкретного эпизода.

Художественная достоверность не всегда предполагает присутствие в тексте «естественного противоречия», скорее, наоборот, отсутствие «естественного противоречия» в том месте, где оно должно было бы быть, лишает эпизод необходимой достоверности. И говорить об этом необходимо, потому что это случается чрезвычайно часто, едва только автор забывает простую истину - жизнь нелогична.

1 Сразу оговоримся, что «близки жизненному опыту читателя» не значит, что в обыденной жизни мы часто попадаем под арест и живем на Соловках; скорее, существуем в тех же понятиях нормальности, как и в повести, в отличие от войны у Андреева.

Алена Анатольевна Белоусенко родилась в городе Удомля Тверской области. Окончила экономический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, учится в Литературном институте им. А.М. Горького. Публиковалась в журналах «Подъём», «Волга ХХI век», «День и ночь», «МолОко» и др. Лауреат литературных фестивалей-конкурсов «Хрустальный родник», «Во славу Бориса и Глеба», сайта «Российский писатель». Живет в Подмосковье.

Ничего подобного! Вот никакой логики! То есть – абсолютно.

Или вообще ужас, потому что пьет. И как она с этим ни борется, все впустую.

Вот тогда понимаешь – нет в жизни справедливости!

Очень обидно становится от всей этой алогичности.

И, как говорится, наоборот – зеркальное, так сказать, отражение ситуации.

Вот есть женщина: слова доброго не скажешь, при всем желании.

Ей даже путешествовать неохота.

Или давно со всем смирился? Или? Просто любит?

Ох, нелогичная жизнь! Нелогичная.

Нет, здесь было все не так криминально. Неважных людей точно не было. А вот все остальное, увы, имелось.

Нет. Ничего этого не было. Все три, как на подбор, скучны, вялы, однобоки и пресны.

А еще все как из одного ларца – просто хромосомное извращение.

Бабка, мать и внучка. Аннета Ивановна, Изольда Александровна и Софья Вячеславовна.

Серые мыши, белые моли – что там еще?

Не оттого, что возвышенны, а оттого, что плохие хозяйки.

Даже посуда у них была скучной – казенной, что ли. Как в дешевой столовке.

Нет. Ничего этого на восьмом участке, где проживали наши героини, не было. А что было? Сложно сказать.

– Не сидится как-то!

Они негромко и довольно редко перебрасывались какими-то незначительными фразами.

– А не подшить ли мне голубой сарафан? – спрашивала Софья у Изольды.

Та кивала:

– Да, подшей.

Бабка Аннета похрапывала в гамаке.

– А может, поменять на нем пуговицы? – продолжала, позевывая, Софья.

– Поменяй! – кивала мать.

– А если сварить зеленые щи? – вдруг осеняло Изольду.

– Свари, – соглашалась дочь. – Хорошо бы! Со сметаной и яйцом!

– И еще – охладить! – Изольда мечтательно прикрывала глаза.